АЛЕКСАНДР КОЛКЕР И МАРИЯ ПАХОМЕНКО:
«ЛИФТ ВНИЗ НЕ ПОДНИМАЕТ!»

/Материал журнала "Огонёк"/

Признательные показания Колкера Александра Наумовича, композитора

Слушатель, который любит или не любит наши песни, нашу музыку, наши театральные спектакли, он чаще знает нас по исполнителям... Сам назову: по чему знают Колкера. По песням: «Карелия» («Остроконечных елей ресницы...»); «Опять стою на краешке земли...»; «Качает, качает, качает задира ветер фонари над головой...»; «Стоят девчонки... Потому что на десять девчонок, по статистике, девять ребят»; песня «О черной и белой зависти», после чего черная и белая зависть стали понятиями нарицательными... Песен больше ста, но когда я сажусь за рояль и играю попурри из этих песен, то, без ложной скромности, -- будь то круизный теплоход, или Комсомольск-на-Амуре, или вечер учителей в Иван-городе -- всегда зал поет вместе со мной. Музыкальная трилогия по произведениям нашего классика А. Сухово-Кобылина -- «Свадьба Кречинского», «Дело» и «Смерть Тарелкина» -- идет больше двадцати лет. Вот сейчас -- моя огромная и композиторская радость! -- принял к постановке великий Малый театр. Еще -- «Труффальдино из Бергамо», почти народная комедия (я раз в месяц по разным каналам ее вижу); «Трое в лодке, не считая собаки», «Хроника пикирующего бомбардировщика», «Волшебная сила искусства» -- с Аркадием Райкиным...

Ну хватит хвастать... Неудобно.

«КОЛКЕР Александр Наумович, лабораторно-исследовательский отдел, почтовый ящик ?128, допущен к секретной и сов. секретной работе».

Ближайшие родственники: жена -- Пахоменко Мария Леонидовна, певица (срок совместной жизни -- 39 лет); дочь -- Наташа, режиссер и сценарист; внучка -- Мария Пахоменко-младшая, внучка семи лет (актерские данные приближаются к нулю, хорошо рисует).

Допущен к секретной и сов. секретной работе...

Мы с другом и соавтором Кимом Рыжовым вместе учились в ЛЭТИ. Первые наши песни написали для спектакля «Весна в ЛЭТИ» -- легендарнейший спектакль, потому что премьера его состоялась через два месяца после смерти Иосифа Виссарионовича Сталина, когда вся страна, шатаясь от горя, рыдала и считала, что не только смеяться, но и жить дальше невозможно. А у нас развеселье!..

Я играл в институтском оркестре на скрипке... Собственно, почему меня и приняли в ЛЭТИ. Я не блистал по остальным предметам. Хотя впоследствии, когда заканчивал, защитил диплом на пять шаров. ЛЭТИ тогда как называли? Спортивно-музыкальный вуз с небольшим электротехническим уклоном...

После окончания ЛЭТИ им. Ульянова-Ленина по специальности автоматика и телемеханика мы с Рыжовым сыграли в один «почтовый ящик» с бешеным окладом в 9О рублей. 1956 год -- номерковая система. Табельщица стояла у открытой табельной доски в восемь утра, и если твой номерок висел на табельной доске, значит, ты работал, и тебе шла зарплата. А если твоего номерка нету, то ты и не работал.

Но поскольку я в то время очень активно ухаживал за Марией Леонидовной Пахоменко, и это было мне значительно интересней, чем паять детали... Переняв опыт предыдущих поколений, я завел два номерка -- и когда бежал с цветами к Марии Леонидовне, друг и соавтор Ким Рыжов вешал один мой номерок, другой свой. А охмурить табельщицу для него было самым плевым делом. Это было не каждый день, так что малую толику своего труда родному Отечеству я все же отдавал.

Тогда гремел такой молодежный ансамбль... Мы собрали его на базе Дворца культуры промкооперации (ныне ДК Ленсовета). Синтетический ансамбль -- певцы, музыканты, танцоры, актеры, кукловоды. В программу мы с Кимом Рыжовым написали свои первые песни, которые стали популярными: «Парень с Петроградской стороны», «Кап-кап-кап-кап-каплет дождик, каплет дождик на песок».

С этим ансамблем мы и поехали в 1957 году на Фестиваль молодежи и студентов в Москву (официально! приказом министерства -- освободить от работы на период...). Там, в Москве, разумеется, все ночи были бессонными. Потому по возвращении у меня была одна огромная потребность -- поспать. А работал я с электронным осциллографом, на котором наблюдаются быстротекущие импульсы, а чтобы лучше видно было и от окна не отсвечивало, надевался такой резиновый тубус. Вот уткнувшись глазами в этот тубус, я и храпел...

До тех пор, пока не подошел завлаб и не сказал: «Дружочек, пиши-ка ты заявление по собственному желанию!»

И, экономя бумагу для государства, мы с Рыжовым одновременно написали:

«Начальнику НИИ 303 товарищу Грибову.

Согласно вашему желанию, просим уволить нас по собственному желанию».

На этом с инженерной работой мы расстались навсегда.

Зачем вы, мальчики, красивых любите?

Все мои лучшие песни спела Мария Пахоменко.

И немудрено!

Трудно представить, что я эти песни понес, предположим, Пьехе. Были бы серьезные осложнения в семье. Кроме того, мне нравится манера пения Марии -- очень искренняя, доверительная, очень русская...

Я увидел Машу впервые, когда она была совсем юная. Я был ненамного старше. У Маши была потрясающая коса -- действительно до щиколоток... И абсолютный слух!.. А у меня была пара популярных песен и сердцебиение. Я ухватился за эту косу и... вот до сих пор не отпускаю.

Нас всегда... сейчас уже нет... не тот возраст... но когда мы были помоложе, нас всегда друг с другом разводили. Звонили по телефону, две-три фразы, потом: «А правда, что вы разошлись?» Сначала я говорил: «Ну что вы! У нас семья! У нас все замечательно!» Потом мне надоело. И я стал отвечать: «Да! Случилась беда... Вчера оформили развод... И Маша вышла за Кобзона, а я женился на Пьехе!»

Получали огромное количество писем:

«Муж моей любимой женщины! Я сейчас служу на Севере в армии, но когда выйду на свободу, я приеду и тебе, сука, отрежу шнобель первым делом! Я слышал, что ты бьешь Марию. Смотри у меня! Высылаю свою фотографию. Нас двое здесь -- я в шапке, а брат без шапки».

Или: «Дорогая Мария! Я безумно люблю, как вы поете. У вас чистый голос, как ручеек, не то что у Пьехи. Или Пиехи -- не знаю, как правильно пишется. Она, вероятно, не пьет продукт пчеловодства прополизат. А вы, вероятно, пьете. Я посещаю все ваши концерты... но это тайна».

Или: «Многоуважаемая Мария Леонидовна! Безумно высоко чту ваш талант! Вчера решил купить катер с мотором. В нашем городе ходят легенды о вашем бескорыстии. Прошу прислать две тысячи рублей. Если это вам сложно, пришлите тысячу, а тысячу будете должны».

Когда приходили алкаши, они попросту пели: «Разговоры да разговоры! Сердце к сердцу тянется!.. Мария, дай треху!»

Моряки какие-то приходили: «Ах вы ночи, матросские ночи!»

Шизофреники, с трясущимися губами: «Люблю Марию! И все!»

О Маше

Вот стоит «Золотой Орфей», который Маша привезла первой на нашу землю с международного фестиваля в Болгарии...

Меня, естественно, не выпустили. (Я не мог ехать с женой: а вдруг?!) Сидел в Ленинграде, названивал в Министерство культуры: «Как там Пахоменко?!» Отвечали: «Мы, к сожалению, не в курсе дела. У нас закончился лимит на телефонные разговоры». Ночью звонил в Варну, приглашал атташе по культурным вопросам: «Как там Маша?!» Отвечали: «Мы очень заняты, у нас текучка!» (даже по телефону я ее, абонентшу, видел -- дама с халой на голове!). В конце концов снизошла: «Я видела только одно -- всем один букет цветов, а Пахоменко -- три».

У меня от сердца отлегло...

В жизни Маша -- человек более чем скромный. Косу свою всегда прятала, а тут... У нее не было парикмахера, никого не интересовало, где она возьмет платье, туфли и так далее... Она: «Я думала-думала...» В общем, распустила водопадом свои волосы, вышла и... уже могла не петь.

«Гран-при»! Высшая награда! «Золотой Орфей»! (Само собой, не только и не столько за «водопад волос»! За голос!)

Позвонила в Москву, в министерство: «Ура! «Гран-при» -- наш!» Там клерк один отреагировал: «Чего кричишь?! Гран-при, гран-при! А где первая премия?!» Потом Фурцева хотела оставить этого «Орфея» в Министерстве культуры -- но Маша отстояла... И вот с 1971 года он стоит здесь и принес нам много неприятностей -- нам надоели вопросами и на концертах, и по телефону, вот из обкома партии тоже звонили: «Скажите, он правда из чистого золота?»

Я всегда отвечал: «Да! Четыре с половиной килограмма чистейшего золота! Прошу выставить охрану!»

Даже нынешняя бритоголовая братва должна понимать, что международные призы не бывают из чистого золота, особенно в четыре с половиной килограмма.

Вот... забавно... В Каннах Маша получила «Нефритовую пластинку» -- первую ее международную награду. Мы тогда только еще выходили из нищеты. (Я на всех «пыльниках» играл, то есть на танцах. В Мраморном зале играл. В перерывах между танцевальными отделениями работала выездная сессия суда Василеостровского района, выходила усталая дама в очках и говорила что-то вроде «Гражданин Петров, пырнувший сожительницу Сидорову ножом, приговорен к трем годам лишения свободы!.. Танцуем полонез-мазурку!»)

Да, так вот Канны. Поздняя осень. У Маши -- модная тогда дубленочка... Можно сказать, единственное что у нас есть.

Дирижер приглашает на репетицию Марию Пахоменко (она пела мою «Чудо-кони» и пахмутовскую «Ненаглядный мой»).

Перед ней в зале сидит какой-то тип -- заросший, косой, черный, небритый. Оставить дубленку, выйти к оркестру?.. А вдруг, не ровен час... Взять одежку с собой на сцену -- хохот будет! Пошла так... Спела с блеском, вернулась. Уф! Дубленка на месте.

Следующего объявляют: «Композитор Франсис Лей!» И что вы думаете? Встает этот самый -- косой, черный, небритый...

ВПСС (Василий Павлович Соловьев-Седой)

Я его считаю своим учителем. Не то чтобы я ходил к нему в консерваторию... Он там не преподавал никогда. Но Василий Павлович -- глыба песенная. Когда звучит его песня, не надо объявлять, кто композитор... «Подмосковные вечера» или «Однополчане».

Мы с ним очень дружили. Не скрою, очень крепко выпивали. По моим подсчетам на логарифмической линейке, Вася с минусовым допуском выпил где-то две с половиной цистерны. За жизнь.

Историй с ним было... Одна, хорошо известная в нашем кругу: как Василий Павлович «недобрал»... Ну мужчины знают, что такое недобрать. И вот, в час ночи он шмыгнул мимо жены, выскочил на улицу (а жил он на набережной Фонтанки на пятом этаже, и что очень важно -- дом без балконов!). Стал ловить машину. Наконец, поймал машину с этой самой... выдвигающейся люлькой, чтобы провода чинить. Пожилой мужик, бывалый шоферюга. Есть?! Есть! Доставай! Открывай-наливай! Не могу, за рулем! Ты что, каждую ночь пьешь с Соловьевым-Седым?!

В общем, приняли по стакану. Вася добрал, захорошел и говорит: теперь выдвигай свою люльку и поднимай ко мне домой! Дальше -- действие в квартире. Жена, Татьяна Давыдовна, нервничает: где Вася, где?! И слышит: в окно (пятый этаж! дом без балконов!) -- тук-тук-тук! Раздергивает тяжелые шторы и...

Василий Павлович -- это Василий Павлович!

Ким-Кимуха-Кимуша

Мой любимый человек. Ким Рыжов. Друг. Соавтор. Я боготворю его прежде всего за талант. Судьба сурово с ним обошлась. Он ездил на остров Кильдин -- пещеры во льду... Там испытывалась наша аппаратура. Ким получил облитерирующий эндартериит, ему отняли ногу... Дальше -- больше... В общем, хватило бы на десятерых. Но! Спасает природное чувство юмора...

Ким Иванович ходил уже в авторах у Райкина, справил себе пальто с бобровым воротником, а я еще ходил в плаще. Он уже ездил на двадцать первой «Волге» с оленем, а я еще пользовался велосипедом. Наконец настал момент, я тоже купил себе первый автомобиль -- черную двадцать четвертую «Волгу». Теоретически и даже отчасти практически я ездил, но не было прав.

Кимуша к тому времени был уже без ноги... И вот звоню ему -- со своего пятого на его восьмой этаж: «Умоляю! Хочу прокатиться! Но нету прав! Можешь ли ты сесть рядом -- инструктором? (Ученик может и без прав.) Он говорит: «Радость моя! Ты знаешь, что я для тебя все сделаю, но ты помнишь -- я на костылях?» Я поднялся на восьмой этаж, подсунул ему костыли (которые он называл -- «лыжи»), кое-как спустил его на лифте и -- усадил на переднее сиденье. Едем. Выехали на Литейный. Тут разворот 180 градусов... Автомобилисты хорошо знают, что это такое. Встал поперек трамвайных путей и заглох. Все движение застопорилось. Откуда ни возьмись общественники бегут, с повязками, с жезлами. Один прыгает на заднее сиденье:

-- Ваши права!

-- Нет,-- говорю, -- прав. Я -- ученик!

-- А это кто? -- обращает внимание общественник на Кима.

-- А это мой инструктор!

-- А вы не могли выбрать инструктора не со сломанной ногой?!

-- А я ему доверяю!

Кое-как завелись, проехали до ближайшего пункта ГАИ. Старший лейтенант тупо смотрит, а общественник начинает объяснять: мол, вот этот маленький, в очках, -- ученик... а вот это... вот то, что стоит на костылях... -- это инструктор. И когда гаишник спросил Кима: «Вы действительно инструктор?!», Ким гаркнул:

-- Говорите громче! Я очень плохо слышу!

В этом -- весь он.

Раньше вода была мокрей?

Я возглавлял жюри Международного фестиваля «Шлягер-95/96», проходившего в нашем городе. Я не мог бы взяться за это дело, если бы отрицал все, что сегодня на эстраде. Но, как Миша Жванецкий говорит: «Я не против, чтобы пела красивая девочка, еще и без штанишек, но где мелодия?!» Высоко чту «королеву» нашу Аллу Борисовну и ее супруга. Это талантливейшие люди. Или, скажем, мне очень нравится Анжелика Варум. Шевчука с ДДТ я просто боготворю. Но когда только «без штанишек»... этого мало.

С Пахмутовой у нас такая игра: она вылавливает из эфира самое-самое кондовое из звучащего сегодня, и я вылавливаю. И мы обмениваемся-соревнуемся -- у кого кондовей. Саня, говорит она, я тут выловила такое! Раскручивали по телевизору, несколько раз на дню по разным программам! Рефрен такой: «Твои зеленые лосины во мне самом родят лося!»... Я, говорю, Аля тоже в грязь лицом не ударю. Своими ушами слышал по первой программе: «Рыжая лохматая пионервожатая! С кем теперь гуляешь ты, сука конопатая!»

Оскомина

С Пугачевой я впервые встретился в Сопоте. Я был в жюри от Советского Союза, она приехала с «Арлекином». Не могу сказать, что мы очень хорошо знакомы или в приятельских отношениях. Она знает, кто такие Саша Колкер и, конечно, Маша Пахоменко, я знаю, кто такая Алла Пугачева. И вот в недавнем цикле передач про Аллу Борисовну... Эмил Димитров высказал ей восхищение в том смысле, что она первая, завоевавшая «Гран-при «Золотой Орфей», -- и она милостиво согласилась и подтвердила. Хотя это произошло на четыре года позже после Марии Леонидовны... И осталась оскомина: зачем же походя... вот так...

Вроде мастер на месте

Самые почетные звания для нас с Машей: жители блокадного Ленинграда. Мы пережили ее детьми, мы пережили войну... Ваш покорный слуга бодрячка из себя корчит, но много раз сжимал зубы, заставляя себя молчать, когда меня не замечали. Как у Семена Кирсанова: «Вроде мастер на месте, вроде мастера нет». И когда в Сочи на фестивале «Красная гвоздика» песня «Зависть» стала лауреатом («И наверно крылья кто-то выдумал, потому что птице позавидовал...»), то на этом конкурсе вместо меня сидел другой композитор... Сейчас это звучит как анекдот. Но в те годы...

Когда Ленинградский театр музкомедии ехал на гастроли в Москву и вез четыре моих сочинения: «Свадьбу Кречинского», «Дело», «Труффальдино из Бергамо» и сценическую поэму «Жар-птица», посвященную блокадному Ленинграду... Чтобы четыре спектакля и одного КОЛКЕРА?! Да вы с ума сошли!.. Бывший тогда замминистра культуры Саша Флярковский, как бы мой приятель, вызвал режиссера к себе в кабинет и трехстопным матом кричал: «Кого привезли! Предателя Родины! Вон из Москвы!»

И чего мне стоило сжать зубы, купить пятьдесят самых дорогих билетов, сесть в такси и побывать -- в отделе культуры ЦК партии, в Министерстве культуры, на радио, на телевидении... Я с режиссером входил в кабинеты -- все опускали глаза. В каждом кабинете был свой надолб. Меня просили побыть в коридоре, а режиссеру этот надолб втолковывал: «Ты что?! Охренел?! Ты кого привез?!» Была запущена профессиональная «утка»: «Еврей Колкер с еврейкой Пахоменко сбежали в Израиль, предали Родину». (Я впервые в жизни побывал в Израиле в позапрошлом году.) И все это надо было сглотнуть! И не повредить шейные позвонки!.. Нет, не в качестве жалобы! У меня все в порядке. Но поймите, в той жизни, в которой мы жили, глядя на маленького очкарика Александра Наумовича Колкера, никто к нему не испытывал благостных чувств. Даже если он и был членом партии...

А я ведь был в ней двадцать лет. Когда я только вступал в Союз композиторов, мой товарищ Андрей Петров подошел и сказал: «Саня, знаешь ли, надо вступить и в партию. Особенно тебе!»

И я вступил. А когда в девяносто первом он подошел ко мне и сказал: «Саня, знаешь ли, надо подать заявление...» Я сказал: «Ты опоздал. Я -- уже». Я как-то вступился за Ивана Дзержинского, нашего знаменитого композитора, автора двенадцати опер. Он, Ваня, здорово пил и не платил партвзносы, пропивал, наверное. И секретарь партбюро как-то публично назвал его отребьем. Я встрепыхнулся: «Да как так!» И пошел в райком. Мальчишество, конечно... «Били» меня крепко, с трудом устоял на ногах. Наиболее свирепые требовали моего исключения: как это он поднял голос против секретаря!.. Остаток моего пребывания в этой организации я на партсобраниях больше не просыпался.

«Лифт вниз не поднимает!»

Это все было. Это все жизнь. Это все именно так, а не иначе. «Лифт вниз не поднимает!» -- однажды в одесской гостинице, в «Лондонской», увидел я такую табличку. И я понял: эта фраза определяет исторический отрезок, выпавший на мою долю, всю мою жизнь, пуповиной связанную с этим государством, в котором я родился и в котором собираюсь помереть. (Я и книгу-то свою назвал именно так -- «Лифт вниз не поднимает!».)

Жизнь продолжается. Жизнь непредсказуема. И этим прекрасна. Телефонный звонок -- и мы летим, и мы -- в Стамбуле, в Монако, в Афинах! (А мы с Машей по-прежнему легки на подъем...) Телефонный звонок -- и в Малом ставят «Свадьбу Кречинского»... Телефонный звонок -- и я в Эстонии буду петь вместе с залом: «Ютле мери, мо мери...» (Я это учил месяц.) Телефонный звонок -- нет рулевых тяг, поспеши в «Волжанку», переплати кому надо, иначе послезавтра не уедешь на дачу. Я засох бы и заплесневел, если бы было по-другому...

Записал Андрей ИЗМАЙЛОВ

Фильмография Марии Пахоменко

роли в кино:

1975 «Любовь останется» (фильм-спектакль) — исполнение песен, главная роль
1972 «Москва в нотах» (телефильм-концерт) — песня «Стоят девчонки»
1970 «Бушует "Маргарита"» — исполнение песни
1968 «Город и песня» — певица
1968 «Адрес песен — молодость» (короткометражный) — исполнение песен, главная роль

исполнение песен:

1976 «Сладкая женщина» — вступительная песня «Над рекою печальная звёздочка повисла» (стихи Глеба Горбовского)
1976 «Опровержение» — песня «Тихие города» (Ю. Саульский — И. Шаферан)
1973 «Умные вещи» — песня «Яблочко румяное»
1972 «Песня о добром человеке» (документальный)
1968 «Город и песня» (фильм-концерт)
1968 «В день свадьбы»
1967 «Личная жизнь Кузяева Валентина» — песня «Это не секрет» (А. Колкер — К. Рыжов) с ансамблем «Поющие гитары»
1965 «Иду на грозу» — песня «Задира-Ветер»

архивные кадры:

2009 «Синее море…белый пароход…Валерия Гаврилина» (документальный)

Предоставлено "Эхо Москвы"