КАК СВЕЖИЙ ШВЕДСКИЙ СНЕГ

Когда ей исполнился двадцать один год, буду­щий муж прислал ей в подарок горжетку из черно-бурой лисы. Бросившись к телефону, чтобы поблагодарить любимого, девушка поскользнулась и растянула ногу. Боль была ужасной. Но и в боль­ницу она захватила с собой этот мех и очень удивила вошедшего в палату врача: дама в постели, в ночной рубашке и... с пушистой горжеткой на шее. Неуже­ли не понятно? Ведь это первая роскошная вещь в ее жизни!

...Знаменитый голливудский продюсер Дэвид Селзник давал прием в честь молоденькой шведской актрисы Ингрид Бергман. Собравшиеся в баре об­суждали его новое приобретение. Что будет делать здесь эта «большая шведская корова»? Кого она вообще может играть с ее-то габаритами?

Актриса, не предполагая, какие разговоры вы­звало у голливудских кумушек ее появление, ощу­щала себя совершенно счастливой. Она чувствова­ла, что наступало ее время: с 1941 по 1945 год Ин­грид снимется в одиннадцати фильмах, получит два «Оскара» и, вопреки всему, станет «первой леди Голливуда». В конце концов она вызовет невольное восхищение даже у скупых на похвалу коллег-ак­трис. «Это чудо, — говорила о ней Лив Ульман, — свежий ветер... В ней столько радости, веселья и постоянная готовность к празднику».

Дочь стокгольмского фотографа и немки из Гамбурга, она была их третьим и единственным вы­жившим ребенком. Красотой ее наделили оба роди­теля, а твердый характер и решимость она унасле­довала от отца. Когда Ингрид была совсем крош­кой, умерла мать, а отец женился на гувернантке своих детей. Впрочем, Ингрид очень любила свою мачеху. Лет десять спустя ушел из жизни и отец. После этого девочка жила сначала у одной из теток, которая тоже заболела и умерла, а затем у дяди в его большой семье.

В пятнадцать лет она против воли опекуна по­ступила в Королевскую академию драматического искусства. Уже во время учебы Ингрид заметили шведские режиссеры, и она сыграла несколько хо­роших ролей. В мир кинематографа восемнадцатилетнюю дебютантку ввел актер Эдвин Адольфсон. Этому известному сердцееду было уже сорок два, что вовсе не помешало их роману.

...Двадцатишестилетний стоматолог Петер Арон Линдстром показался Ингрид довольно надежным человеком. Этот высокий голубоглазый блондин был преуспевающим врачом, достигшим в своей жизни многого. Их любовная связь длилась четыре года и привела к законному браку. Ингрид родила дочь Фридель Пиа, но от карьеры кинозвезды отказывать­ся и не думала. С согласия мужа она заключила кон­тракты на участие в двух немецких фильмах (идея пригласить Бергман в Германию пришла в голову са­мому Геббельсу). Снялась только в одном из них, и затем очень сожалела об этой работе: «Если бы я луч­ше разбиралась в политической ситуации, то, конеч­но, не поехала в Германию!..»

После фильма «Июньские ночи» с участием Бергман ее и заметил Селзник, подписавший с ак­трисой пятилетний контракт. Несмотря на то, что ее параметры совершенно не соответствовали гол­ливудским стандартам, Бергман обладала неподра­жаемой грацией. Над своим ростом она всегда под­трунивала, придумывая, как сниматься: ведь она была выше всех своих партнеров! И когда они под­ходили к ней в кадре, она садилась или наклоняла голову.

Кстати, при первой встрече с ней Селзник вос­кликнул: «Господи, снимите же туфли». «Это не поможет, — ответила актриса, — я ношу обувь без каблуков». Тогда обескураженный режиссер посо­ветовал ей взять псевдоним, что-то сделать с густы­ми бровями, да и с зубами... Но тут дебютантка проявила неожиданную твердость и заявила, что в таком случае предпочитает вообще не сниматься и возвращается домой: «Если я не нравлюсь вам та­кой, как есть, то еще не поздно все переиграть и рас­статься». И Селзника осенило: «Ты будешь первой естественной актрисой...»

Ингрид Бергман оказалась величайшим приоб­ретением не только для Селзника, но и для всего американского кино 1940-х годов. Уже давно на экранах не появлялось актрисы с такой располагаю­щей внешностью. Ее крупное, типично скандинав­ское лицо с пухлыми щеками, чувственным ртом, пышными белокурыми волосами и обаятельной от­крытой улыбкой привлекало свежестью и невинно­стью. Бергман пришла в Голливуд, когда там пра­вили бал такие актрисы, как Джоан Кроуфорд и Бетт Дэвис, игравшие «женщин-хищниц». Шведка выгодно отличалась от них внешними данными и характером, как будто самой природой ей было предназначено стать романтической героиней...

Селзник был поражен, узнав, что у Бергман нет норковой шубы — обязательного атрибута голли­вудского бомонда. Он заставил ее купить манто, вскоре проданное актрисой. Через десять лет этим же вопросом задался режиссер Роберто Росселлини и на Рождество подарил актрисе норковую шубку, которую она носила исключительно из любви к не­му. «Эта шуба жива у меня до сих пор, — писала она в своей книге, — главное, я сумела использовать ее по назначению. Подшила под плащ. Получился теплый прекрасный плащ на норковом меху. Может быть, моим дочерям когда-нибудь он понравится».

В 1941 году в Америке начался культ Ингрид Бергман. Пресса ее превозносила: «Чистая, как свежий шведский снег, наивная, как сельская де­вушка в день первого причастия, не имея ни малейшего представления о том, как этого добиваются, эта 24-летняя стокгольмская матрона стала уни­кальным явлением Голливуда».

Люди, с которыми она работала, чаще всего ста­новились ее друзьями на всю жизнь. Ее легкость, естественность, солнечность пленяли. Она дружила с Хемингуэем, Ремарком, Хичкоком, Грегори Пеком... Между тем отношения с мужем становились все более напряженными. Без его согласия уже из­вестная актриса не смела подписать ни одного кон­тракта или самостоятельно потратить гонорар. Он то и дело вмешивался в ее работу, полностью распоряжался ее доходами, подчеркивают одни биогра­фы. Он обладал чутьем предпринимателя, отлично ориентируясь именно в той области, где актриса ощущала свою беспомощность, утверждают другие.

Какой из вариантов ни прими за истину, одно­значно следующее: Петер прибрал к рукам всю де­ловую переписку, контракты, договоры актрисы. Он стал рьяным защитником прав своей жены. Впрочем, этим он защищал и свои права: гонорары Ингрид намного превышали его вклад в семейный бюджет. Не случайно позднее Линдстром цинично признавался: «Я жил с ней из - за ее денег»...

Часто пишут, что Роберто Росселлини стал вели­кой любовью Ингрид Бергман, изменившей всю ее жизнь. Это, безусловно, правда, но далеко не вся. Наивно представлять итальянского режиссера некой кометой, вдруг ворвавшейся в семейную жизнь ак­трисы и в одночасье разрушившей ее. Любовные связи Бергман следовали одна за другой, и можно с уверен­ностью сказать: практически с тех самых пор, как она появилась в Голливуде, о верности Петеру речи уже не заходило... В числе ее любовников называли кра­савца актера Гари Купера и документалиста Роберта Капа, связь с которым длилась два года, а также по­жилого режиссера Виктора Флеминга. Известно, что Ингрид заговаривала с мужем о разводе еще задолго до своего романа с Росселлини.

Она влюбилась в него заочно, посмотрев фильм «Рим — открытый город». Мощь, неожиданность его таланта перевернули ее представление о кинематографе. Ингрид послала ему восторженное письмо и предложила свое сотрудничество: «Я бегло гово­рю по - шведски, по - английски и по - немецки. Знаю французский. По-итальянски я смогу сказать «люб­лю». Достаточно ли этого для того, чтобы работать с Вами?»

«Я не знала, женат ли он, — вспоминала Бергман их первую встречу. — Я думала о нем как о великом режиссере, с которым я хочу работать... Нас предста­вили друг другу. Петер что-то сказал мне, но я его не слышала: я не могла оторваться от этих темных глаз, глаз Роберто. Он был лет на десять старше меня. Очень застенчив и совсем не похож на «человека ки­но» в том плане, к которому я привыкла».

«В нем был шарм, он действовал на других, гип­нотизировал их... — свидетельствовала актриса Клаудиа Кардинале. — Конечно, внешне ничего особенно­го Росселлини из себя не представлял. Но когда он начинал говорить, становилось ясно, чем берет этот человек: он был как заклинатель змей».

Вскоре в одном известном журнале появился сни­мок, на котором были изображены Ингрид Бергман и Роберто Росселлини, которые, нежно прижавшись друг к другу, стояли на романтичных развалинах ста­ринного замка.

Так начался роман, потрясший всю Америку. То, что у Росселлини по всей Италии «разбросаны» любовницы, осталось тайной для наивной Бергман. О своей новой любви она поспешила сообщить Пе­теру в письме: «Я бы хотела объяснить все с самого начала, но ты и так все знаешь.  Если бы я могла просить у тебя прощения... Но это звучало бы абсо­лютно нелепо. Думаю, что при всем твоем благора­зумии ты все равно никогда не сумел бы простить мне, что я бросила тебя ради Роберто».

«Такая связь не для честной и доброй хозяй­ки», — прореагировал муж. Но кто говорил здесь о чувствах хозяйки?..

Вскоре оказалось, что актриса беременна. Голли­вудская звезда, «лучезарная Ингрид» бросила мужа, дочь Пиа и уехала в Италию, чтобы сниматься у итальянца Росселлини. Последний, в свою очередь, оставил актрису Анну Маньяни, грозившую покон­чить жизнь самоубийством. Пресса набросилась на Бергман с той же страстью, с какой еще вчера обоже­ствляла. За четыре месяца актриса потеряла статус «первой леди Голливуда» и стала символом безнрав­ственности и порока. Один из политиков на заседании Сената потребовал даже ее выдворения из США.

Ингрид покинула Штаты по своей воле. В Мек­сике она вышла замуж за Росселлини (есть версия, что заочно), хотя ее развод еще не был правомоч­ным. Вместе они приехали в Европу, но и сюда уже докатилось эхо американского скандала.

Актриса так говорила о том времени: «Моя ге­роиня, Жанна д' Арк, была объявлена колдуньей, и ее сожгли на костре. Но этот костер пылал всего час, от силы — полтора. Меня жгут уже несколько лет, и одному Богу известно, сколько это еще продолжит­ся. Права ли я была? Да, права. Но, Господи, как же жалко Пиа!»

Многие месяцы, опасаясь оскорблений, Берг­ман боялась выходить на улицу при свете дня. Ос­тавшись практически без денег после многолетней работы, она пыталась начать жизнь заново. Помо­гала поддержка друзей. Эрнест Хемингуэй как-то позвонил и сказал: «В чем дело? Америка просто сошла с ума. Скандал из-за ребенка? Смех! Наде­юсь, у тебя будут близнецы. Я стану их крестным отцом и обещаю понести их в собор Святого Петра по одному на каждой руке. Ну а теперь, что я могу для тебя сделать? »

Ингрид попросила написать об этом в газетах, и «старик Хэм» выполнил ее просьбу. В феврале 1950 года Ингрид родила сына, которого назвали Ренато Роберто Джусто Джузеппе, а потом (пред­сказание писателя исполнилось!) — двух дочерей-близняшек, Изотту Ингрид Фриду Джулиану и Изабеллу Фьореллу Эллетру Джованни. Изабелла спустя годы стала известной голливудской актрисой и моделью...

В конце концов все утихло, но прошло еще не­сколько лет, прежде чем Ингрид осмелилась думать о возвращении в Америку. Кстати, Петер, женив­шись на своей сослуживице, произведет на свет еще четырех детей. Но свою первую жену так и не про­стит...

«Несмотря на то, что меня постоянно мучила моя пуританская совесть, с ним я обрела тот мир, что был для меня лучшим из всех возможных... Я испытывала столь бесконечное счастье, сколь и глубокие муче­нья...» — рассказывала Бергман о своем чувстве к Росселлини. И добавляла: «Он был типичный рас­хлябанный итальянец, а  я — типичная аккуратная шведка». Роберто мог пригласить к обеду десять—две­надцать человек, а сам где-то задержаться, вынуждая жену самостоятельно выходить из сложной ситуации, занимая совершенно незнакомых ей людей. Позднее она вспоминала свою жизнь с удовольствием: «В от­личие от большого и пустого дома в Голливуде, в моей римской квартире всегда было полно народу: монахи, писатели, автогонщики, уличные попрошайки. Я узнала столько тепла и любви, столько нового и инте­ресного, сколько никогда не узнала бы в Голливуде».

В течение шести лет Ингрид Бергман снималась в фильмах своего мужа, став подлинной музой его творений. История их любви легла в основу фильма «Стромболи, земля Божья», который они сняли вдвоем и который просто потряс стыдливую Аме­рику.

К сожалению, сотрудничество этой пары не при­несло особо блистательных плодов, фильмы Россел­лини успеха не имели. Ей очень хотелось сниматься у других итальянских режиссеров, лучшие из которых делали ей заманчивые предложения. Дзеффирелли, Феллини, Висконти, Де Сика — чего стоят эти имена! Но ревнивый Росселлини запрещал ей это и очень бо­лезненно относился к успехам жены. Правда, Ингрид удалось сыграть в картине Жана Ренуара «Елена и мужчины», имевшей большой успех во Франции.

Они прожили вместе семь с половиной лет, до­вольно нелегких. Ингрид несколько лет не видела свою дочь Пиа: Росселлини заявил, что визит в Америку, где дочь Бергман жила с отцом, он вос­примет как предательство. При этом сам он не счи­тал нужным сдерживать порывы своего любвео­бильного сердца, и когда его любовница-индианка родила ему ребенка, Ингрид сказала: "Хватит". Особенно поразило Ингрид то обстоятельство, что молодая индийская актриса как две капли воды походила на Анну Маньяни, когда-то оставленную Росселлини ради Бергман!

Еще до этого она почувствовала, что конец их семейной жизни близок. Однажды руководство од­ного из парижских театров предложило Росселлини поставить спектакль. Прочитав пьесу, режиссер за­явил жене: «Над ней будет смеяться весь Париж, и через неделю ее снимут с репертуара». Ингрид все же вызвалась сыграть в этой пьесе, причем на французском языке. Роберто усмехнулся: «Будь го­това к тому, что в первом же антракте половина за­ла уйдет». Но публика не только не ушла, но апло­дировала стоя и кричала «браво». Когда актриса вышла на поклоны, то взглянула туда, где стоял Ро­берто. «Наши глаза встретились. Мы пристально посмотрели друг на друга. И я поняла, что наш брак подходит к концу, даже если мы останемся вме­сте», — вспоминала она.

Когда муж заявил, что оставляет ее, Бергман испытала облегчение. По другим сведения, она са­ма заговорила о разводе. «Да, я устал быть мисте­ром Бергманом», — согласился режиссер.

Их развод сопровождался самой настоящей борь­бой за детей. В январе 1959 года парижским судом Ингрид была разрешена временная опека над ее деть­ми. Раздраженный Роберто опротестовал это реше­ние уже в итальянском суде. Не дожидаясь решения суда, актриса сама отправила детей в Италию. После этого великодушный Росселлини позволил матери на­вещать детей в любое время.

Спустя несколько лет актриса призналась: «Не знаю, как так случилось, что такая большая любовь превратилась в такую большую ненависть...»

Ее третьим супругом стал шведский театраль­ный продюсер, обаятельный Ларс Шмидт. Они встретились в непростое для обоих время: ее семей­ная жизнь вновь дала трещину, а он только что раз­велся и пережил смерть единственного сына...

«Я люблю тебя больше всего на свете, — писала она ему. — Любимый, благодарю тебя за твою лю­бовь. Благодарю Бога за тебя, за то, что ты мне встретился. Вот она я, твоя старушка, твой тролль, твое несчастье... Бремя, которое вечно будет висеть у тебя на шее».

Через несколько лет Ларе признался ей, что по­любил другую женщину: ее зовут Кристина, она еще молода и, возможно, родит ему сына...

Ингрид догадывалась, что муж ей изменяет, но была уверена, что он никогда не решится уйти. Она все еще любила Ларса, но дала ему свободу. И вновь искала спасение в работе...

В 1960 году на съемках фильма «Любите ли вы Брамса? » Ингрид встретилась с двумя блистательными актерами — Ивом Монтаном и Энтони Перкинсом. Многоопытная 45-летняя женщина, она, как и в юности, была застенчива и часто краснела.

По роли ей предстояло поцеловаться с Перкинсом. «Однажды, — вспоминала актриса, — я пригласила его в артистическую уборную и попросила: «Ради бога, поцелуйте меня». Он сделал это дважды, а потом улыбнулся и спросил: «А для чего это?» Я ответила: «Нам это придется делать позднее в фильме, а я вас не знаю. Поэтому ужасно стесняюсь и краснею. Будет гораздо лучше, если первую репе­тицию мы проведем здесь...»

Всю жизнь она мечтала сыграть роль Жанны д'Арк. И сыграла ее в 1946-м сначала на сцене, по­том в кино. Хемингуэй назвал ее «величайшей ак­трисой в мире». Ремарк заметил, что, увидев Жан­ну на экране, никогда не сможет «прогнать из сво­его воображения ее лицо». А великий драматург Бернард Шоу сокрушался: почему эта шведка не выбрала в качестве драматургического материала его пьесу о Жанне?

...В декабре 1973-го актриса, лежа в постели, листала журнал и наткнулась на статью о раке гру­ди. Занявшись самоисследованием, она нащупала маленький комок под левой грудью. Ее уговорили сходить к врачу, но несмотря на его требования, Бергман на протяжении шести месяцев тянула с серьезным обследованием, пока не были завершены съемки «Восточного экспресса» и не подошла к концу ее поездка в Нью-Йорк и Европу. А когда в июне 1974 года она все-таки легла в лондонскую клинику, то стало окончательно ясно: речь идет о злокачественной опухоли. Три операции, последо­вавшие одна за другой, и мучительные курсы тера­пии не помогли — страшная болезнь уже гуляла по всему организму...

Первым покинул этот свет Роберто Росселлини: ре­жиссер умер от сердечного приступа в июне 1977 года. «Это был великий мастер кино, — произнесла Ин­грид, — замечательный отец и мой хороший друг» .

А брак ее Ларса оказался неудачным, жизнь с Кристиной — далека от семейного идеала, и он был не прочь вернуться к Ингрид. Впрочем, той уже было безразлично, осуществит ли он свои намере­ния.

К чести Ларса надо сказать, что он не оставил Ингрид и был рядом с ней до конца ее дней. Он во­зил больную по лечебницам, а потом, когда она уже не могла двигаться, привозил к ней врачей на дом.

Когда стало ясно, что жить актрисе осталось со­всем недолго, Ларс отвез ее в Стокгольм, чтобы она еще раз прикоснулась к своей юности, снова увидела Королевский драматический театр, в котором ко­гда-то играла...

День своего 67-летия, воскресенье 29 августа 1982 года, Бергман встретила в постели. Рядом со­брались ее двоюродная сестра Бритт Бергман, Ларс Шмидт и некоторые другие. На следующий день в половине четвертого утра она скончалась.

Тысяча двести человек пришли на церемонию похорон в церкви Св. Мартина на Трафальгарской площади. В июне 1983 года Изотта Росселлини и Ларс Шмидт отплыли на лодке от Данхолмена и развеяли прах актрисы над водами пролива Скагеррак. Так просила Ингрид...