Избранная фильмография:

В зале Театра комедии имени Акимова яблоку негде было упасть. Друзья, коллеги, зрители прощались с Анатолием Равиковичем.

- Я думала, с таким атомным чувством юмора, как у тебя, Толя, ты проживешь очень долго, - тихо произнесла Алиса Фрейндлих. - И вот ты его истратил… Но истратил по делу. Милый, милый Толечка, мой добрый Карлсон, друг мой Санчо, пока. До встречи.

- Это была натура не актерская, тихая, не показушная - чистый божеский материал, - проговорил Геннадий Хазанов. - Нежный, нежный человек… Толь, до встречи.

Анатолия Равиковича похоронили на Литераторских мостках - петербургском кладбище, где покоятся самые любимые артисты, художники, писатели.

...Совсем недавно, кажется, перед Новым годом, артист отметил 75-летие - без фанфар, бенефисов и чествований. «Я чувствую себя уже старым и больным человеком», - признался тогда он нам. Некоторые фрагменты беседы с любимым артистом остались неопубликованными. Сегодня мы публикуем их для наших читателей.

О ЧЕМ РАССКАЗЫВАЛ НАМ «ХОБОТОВ»

- Анатолий Равикович частенько ложился в клинику на плановое обследование. Но шутил даже по этому поводу: «В те редкие минуты, когда у меня ничего не болело, я пел. Сам для себя. Причем на итальянском языке. В больнице на меня смотрели не так, мол, какой веселый человек, а так: ему уже в могилу, а он поет! Смотрели просто как на придурка. Я ловил себя за язык и затыкался».

- «Все в моей роли в «Покровских воротах» придумал Козаков. Поэтому я и ворчал всегда, что мне он ничего не давал самому сделать. Мне был 41 год, я считался ведущим артистом Театра имени Ленсовета. Всегда был соучастником роли и спектакля: Игорь Владимиров (тогдашний худрук театра, бывший муж Алисы Фрейндлих. - Ред.) к своим ведущим артистам относился очень уважительно, давал возможность пробовать, спорить. А здесь меня поставили в жесткие рамки - и пикнуть нельзя. Пока не повторишь его интонацию, Козаков не отставал. Он был просто чудовищем на площадке. Все ходили, как лошади в цирке, по струнке. Но мы очень хотели там работать. Слушались безупречно. Даже Броневой слушался.

Если бы я мог что-то изменить в характере моего героя, мой Хоботов боролся бы. А так он сразу сдался. После каждой съемки я возвращался в гостиницу и начинал психовать. Говорил, что ничего не получится, что Хоботов - это какой-то идиот, кого я играю - сам не понимаю. Жена моя была беременна и отвечала мне: «Толя, оставь меня в покое! У меня свои проблемы».

Но победителей не судят - Козаков-то оказался прав».

- «Я работал в провинции четыре года и понял, что надо линять. Стараешься играть так, как тебя учили в институте: проживать, не наигрывать. А партнер твой, который давно в этом театре, опытный, этого не делает. Он с самого начала, как роль получил, что-то отмечает… «Что вы пишете?» - «Тут у меня будет смех, вот тут - аплодисменты». Остальное не важно! Он идет от репризы к репризе, от смешного трюка до смешного трюка. И имеет успех! А я успеха не имею. Потому что не подаю последнюю реплику, как Петросян.